Источник: http://ria.ru/
В деле избавления от арсеналов химического оружия (ХО) прошла еще одна граничная дата: 29 апреля 2012 года мировые запасы "холодной смерти" должны были быть уничтожены. Это не первый такой срок и, похоже, не последний: химоружие, несмотря на все международные договоренности, уничтожается очень медленно. Но даже если страны досконально выполнят все требования договоров, опасность возобновления производства отравляющих веществ (ОВ) сохраняется.
Сроки традиционно едут вправо
Речь идет о сроках, которые установлены Конвенцией о запрещении химического оружия, вступившей в силу 29 апреля 1997 года. Даже если не брать во внимание страны, очень осторожно подходящие к ограничению своих химических арсеналов, а рассматривать только обе сверхдержавы, накопившие за годы "холодной войны" десятки тысяч тонн отравы, то проблем на пути воплощения положений Конвенции в жизнь наблюдается предостаточно.
На данный момент Россия уничтожила только 60,4% своих запасов отравляющих веществ - около 24 тысяч тонн химикатов по так называемому "списку 1". К этому списку отнесены собственно ОВ: фосфорорганические (зарин, зоман, табун, V-газы), заслуженные ветераны двух мировых войн иприты (в т.ч азотистые) и люизиты, а также некоторые природные токсины.
США довольно-таки далеко продвинулись в деле уничтожения своего химоружия - на данный момент ликвидировано около 89% от всех 31,5 тысяч тонн американских ОВ. Однако в дальнейшем процесс будет идти очень медленно: в частности, между 2012 и 2015 годами, а также 2017 и 2018 годами Штаты намерены взять паузу в утилизации ХО, необходимую для оборудования соответствующих площадок переработки в хранилищах. Окончательный срок ликвидации Вашингтон видит в районе 2021 года.
Согласно исходному тексту конвенции, завершение процесса ликвидации в 1997 году планировалось на горизонте в 10 лет, потом было сдвинуто еще на пять лет (со строгим указанием завершить именно к 2012 году и никак иначе), а теперь осторожно отнесено к 2015 году, но и эти сроки уже также де-факто сорваны.
У всех свои проблемы
Американцы, в 1980-е годы просчитывая стратегию ликвидации химических арсеналов, перебрали все возможные варианты и в конце концов остановились на жесточайшей экологической парадигме: собрать все ХО к себе на территорию, сосредоточить на нескольких крупных базах хранения (изначально их было восемь) и утилизировать по месту нахождения, создав для этого соответствующие мощности. Этот подход порождал трудности, связанные с распылением мощностей переработки по базам хранения, а значит - дополнительные траты.
Советский Союз в середине 1980-х решил пойти по другому пути: создать пару-тройку крупных комбинатов по переработке ХО и свезти его туда. Одним из них должен был стать завод в Чапаевске - фигурант крупного перестроечного скандала. Когда общественность сложила два и два, покатилась волна протестов, и предприятие (довольно-таки неплохо спроектированное для своей задачи) было законсервировано.
В 1990-е годы Россия вслед за США отказалась от концепции отдельных заводов по переработке и взяла на вооружение тот же принцип "где лежит, там и утилизируем". Это моментально вызвало к жизни другую проблему: не было денег на создание ликвидационных мощностей на всех семи российских базах хранения.
К примеру, предпоследним получила завод по утилизации ХО база в брянском Почепе - в ноябре 2010 года. По прежним планам пуск этого завода должен был состояться еще в 2008 году, при том, что эти планы не были изначальными: по первым прикидкам из 1997 года, к работам, требовавшим запуска этого завода, следовало приступить в 2004 году, а весь срок ликвидации ХО, напомним, ограничивался апрелем 2007 года.
За оставшиеся на данный момент три года России требуется свести на нет 16 тысяч тонн ОВ, что, вообще говоря, выглядит не самой простой задачей. Так что не исключено, что вслед за Вашингтоном Москва продлит сроки вправо. И так было бы даже правильнее, имея в виду тот факт, что, вообще говоря, никто никуда не опоздал, а возможные ошибки при заполошной ликвидации запасов боевых ядов могут привести не только к человеческим жертвам, но и к необратимому влиянию на окружающую среду.
По ту сторону Конвенции
Режимы Конвенции позволяют раз и навсегда решить вопрос с накопленными запасами "холодной смерти". Однако трудно сказать, в какой степени международный контроль химикатов по трем спискам Конвенции способен ограничить новые разработки химического оружия. А тому, что они велись до последнего, слишком много свидетельств.
В сентябре 1992 года химик Вил Мирзаянов, работавший с 1960-х годов в ГосНИИОХТ (НИИ органической химии и технологии - головном разработчике боевых ОВ) опубликовал в "Московских новостях" статью "Отравленная политика", в которой сообщил, что, по его сведениям, в Советском Союзе под самый занавес существования было создано химическое оружие третьего поколения (так называемая тема "Фолиант").
Речь шла о группе принципиально новых нервно-паралитических ОВ, получивших, по словам Мирзаянова, шифр "Новички" и поставленных на вооружение Советской Армии буквально в последние месяцы существования СССР (несмотря на официально объявленное с 1987 года прекращение разработки и производства ХО). Факт разработки этих ОВ российским правительством никогда открыто не подтверждался, однако Мирзаянова дважды арестовывали (в 1992 и 1994 годах). Впрочем, доказать инкриминируемый мятежному химику факт разглашения гостайны прокуратура так и не сумела, после чего Мирзаянов выехал в США.
История эта полна противоречий и крайне мутная, а ее фактура и состав участников вызывает массу вопросов с точки зрения правдоподобности и частных мотиваций. Так, существует несколько гипотез (одну из них составляет информация собственно Мирзаянова) о качественном и количественном составе этих рецептур, вяло обсуждаемая в интернете (как в русскоязычном, так и в англоязычном) заинтересованными химиками-органиками. Единого мнения нет.
О разработках химоружия третьего поколения в США надежной информации не имеется вообще. Хотя очень многие специалисты при составлении списков 2 и 3 Конвенции указывали, что американцы довольно тщательно работали над перечнями "криминальных" химикатов-прекурсоров для синтеза фосфорорганических соединений.
В частности, в списках есть несколько лазеек для веществ, которые формально не привязаны к техпроцессам широко известных нервно-паралитических ОВ (зарину, зоману, табуну и V-газам), однако применялись в технологии, скажем, фосфорорганических инсектицидов. А американская химия традиционно весьма сильна в этом направлении, и в последние лет шестьдесят заодно снабжала собственных военных новыми разработками.
Для некоторых специалистов подобная избирательность в формировании контрольных списков является тревожным звонком: возможно, именно там и кроются компоненты для быстрого производства новых, еще не раскрытых миру рецептур.
Все открытые источники приписывают этим полумифическим зельям, что американским, что советским, две очень опасные характеристики: во-первых, крайне высокая токсичность (в несколько раз выше, чем у "королей" химической войны - V-газов) и (в случае советских "Новичков") практическая неизлечимость поражений, а во-вторых, что наиболее важно в нашем вопросе - крайне простая технология синтеза из неспецифических прекурсоров, широко производящихся в "гражданской химии".
Последнее требует особого внимания. Если такие рецептуры удалось-таки разработать, то перед нами фактически новое "спящее" химическое оружие, не подпадающее под Конвенцию. Его синтез может быть налажен в любой момент из химикатов, которые "гражданская химия" производит в штатном режиме, и которые с большим трудом подпадают под списки Конвенции за номерами 2 и 3.
Воспользовавшись режимами Конвенции, можно аккуратно и относительно безопасно для окружающих свести на нет запасы боевых ядов, самые старые из которых датируются аж периодом между Первой и Второй мировой войнами. Однако, как видим, это отнюдь не обязательно означает, что химическое оружие больше никогда не займет места в арсеналах планеты и никогда не будет применено на поле боя.
