Приближается двадцатая годовщина августа 1991
года. Распад страны, происшедший на внешнем своем уровне в результате гнусного
предательства одной части ее политического руководства и совершенно потрясающей
бездарности — другой, оказался мгновенен.
Так уже было. "Русь слиняла в два дня… Самое
большее — в три. Даже "Новое Время" нельзя было закрыть так скоро,
как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до
подробностей, до частностей. И, собственно, подобного потрясения никогда не
бывало, не исключая "Великого переселения народов". Там была эпоха,
"два или три века". Здесь — три дня, кажется, даже два" (
В.В.Розанов)
Теперь мы можем сказать: это случилось не
один, а два раза — в одной стране, на протяжении одного столетия. Август-1991 —
такой же национальный позор, как и Февраль-1917.
Октябрьский переворот 1917 года и рожденная им
Советская власть изначально были, в отличие от "февральской
республики", двойственны. Безусловно, господствующей была попытка захвата
власти "Интернационалом". В этом смысле Октябрь был, безусловно,
продолжением Февраля и доведением итогов последнего до их логического
завершения — цареубийства июля 1918
г. и взятия курса на "мировую революцию". С
другой стороны, в Октябрь влились действительные чаяния обездоленной (во многом
— после Февраля) части русского народа, помноженные на древнюю классово-расовую
(именно и расовую тоже) ненависть между крестьянством и аристократией, печать
раскола XVII века, народная эсхатология. Эти две составляющие
"русской революции" определили судьбу будущего Советского
государства..
Первая, "интернациональная"
составляющая, была продолжением английской, французской и американской
революций, философии "Просвещения", идей "атомарности" — от
Демокрита до Маркса. Вторая — наследием русской архаики, даже и дохристианской.
Этой второй, русской составляющей, воспользовался генералитет императорского
Генштаба, создавший из народной стихии Красную Армию. Однако в итоге,
образовалась "химера" — в чисто "гумилевском смысле".
Первым политическим ее проявлением стало
противостояние внутри одной идеологии двух: "победы социализма в одной
отдельно взятой стране в условиях капиталистического окружения" (на самом
деле — "атеистическое прочтение" формулы Филофея о Третьем Риме), с
одной стороны, "мировой революциии" — с другой. Впервые явно это
проявилось в конфликте между Сталиным и Лениным в 1922 году в связи с
образованием СССР. На съезде партии победила формула Ленина — о политическом
суверенитете и праве на самоопределение республик вплоть до отделения — ввиду
предполагавшегося "всемирного СССР". Эти положения закреплялись
каждой последующей советской Конституцией и оказались миной, подложенной под
государство.
И.В.Сталин, связав себя "клятвой у гроба
Ленина", так и не смог с этим порвать. Но через "подморозку
России" (в точности по К.Н.Леонтьеву) он сумел оттянуть крах державы — на
целые десятилетия. Победой над ленинизмом стал организованный Сталиным т.н.
"ленинский призыв" в партию 1924 года, когда она за несколько месяцев
превратилась в русскую национальную силу. Разгром "ленинской гвардии"
в 1937-38 гг. — следствие этого превращения. Но внутренний "системный
сбой" идеологии сохранялся.
Всё держалось только "руководящей ролью
партии". И когда эту "руководящую роль" сама же партия и сдала,
автоматически "заработали Конституция и "ленинские принципы". Всё
посыпалось. Россия по самой природе своей — не "конституционная"
страна. Партия была правящей "опричниной", Конституция и Советская
власть — обращенной вовне "земщиной". Это было жизнеспособно, но само
же партийное руководство не сумело понять созданное его же руками устройство в
свете русской истории. Виною —
"марксизм-ленинизм".
Идеологическая "химера" особенно
ясно проявилась в воспитании молодежи — с ранних лет. Тихомиров и Леонтьев были
запрещены, а юношеству с первых классов "втуляли" масоновдекабристов,
"лондонского сидельца" Герцена, бездарного мечтателя Чернышевского,
взбесившуюся Софью Перовскую. Так выросли, по сути, антигосударственные
поколения. Особенно это проявилось в феномене "шестидесятничества",
когда идеи "перманентной революции" оказались, в связи с отказом от
жесткого аскетизма первых советских десятилетий, еще и "с человеческим
лицом".
Это "человеческое лицо" оказалось
прежде всего "лицом" потребителя. "Русский человек устал" —
как с горечью написал в изгнании Георгий Иванов. Правящий класс — номенклатура
— не был исключением. В его среде постепенно созревало решение о размене власти
на собственность (хотя это совсем не та собственность, какая сложилась при
господстве "протестантской этики" на Западе), о котором он сумел
договориться с мировыми центрами. Социализм стал более не нужен. А "в
массы" бросили старые ленинские лозунги равенства и справедливости.
Толпы, орущие "Борис, борись!", а
через два года: "Ельцин — Иуда!" — плод "революционного",
"коммунистического" "воспитания масс".
Распад страны произошел прежде всего на уровне
"разделения души и духа". История СССР — это выигранная народом
великая война, выигранная народом великая страна и, при этом — проигранная политическим
руководством "битва за историю". Попробуем
хотя бы на этом учиться.
